Убийства мальчиков-посыльных - Страница 20

— Ладно, пустяки. Не придавайте значения, — сказал Жакоб. — Вы разберетесь в этом деле. Вы только, самое главное, слушайте то, что я вам говорю. Знаете, как погиб посыльный вчера ночью? Подскажу вам: Гамлет.

— Прошу вас, мсье Жакоб, не все сразу, — взмолился я. — Сначала я разнервничался из-за Эсме, а сейчас — из-за посыльного. Откуда мне знать, как его убили? Ему что, яд, что ли, в ухо влили, как отцу Гамлета?

— Да, именно так, — обреченно махнул рукой Жакоб. — Именно так и произошло. И, волей-неволей, подумаешь, что убийца — образованный человек. Очень образованный. След волчьей лапы на шее посыльного, убитого прежде… Что вы на это скажете?

— Настоящая «Красная шапочка», скажу я вам. А что я еще могу сказать? — с раздражением ответил я. — Ладно. Какие новости от «Юлия Цезаря»? Ножом в спину еще никого не убили?

— Убили. Убили, друг мой! — воскликнул Жакоб, драматично сверкая глазами. — Один из посыльных был убит ножом в спину. Удар был сверху вниз. Таким было последнее убийство. «Гамлет» — одна из моих любимых пьес. Мне кажется, это пьеса о молодости. Это классика для молодых. Гамлета терзают проблемы, свойственные всем молодым. Это его ненависть ко всем и ко всему, его сомнения и желание мстить. Ему противно все, что его окружает, и, прежде всего, Офелия. В его глазах все выглядит убогим, несовершенным, непрочным. А эта его чудесная неуживчивость, сумасшедшая требовательность к себе, максимализм в мечтах! А то, как он оскорбляет мать, дядю, Полония, Офелию! Как многозначительны его нападки! Ведь стоит вчитаться повнимательнее — там же скрыто несколько смыслов!

— Мсье Жакоб, — нетерпеливо перебил его я, — если у вас есть еще что-то, что вы хотите мне сказать, не тяните, прошу вас. А потом я, с вашего позволения, откланяюсь. У меня много дел.

— Я уже сказал все, что собирался, и даже больше, — сказал старый пройдоха и опять затрясся от смеха. Ясно было — он жутко гордится собой! Жакоба страшно радовала мысль, что убийца хорошо разбирается в литературе и очень любит «Гамлета».

Внезапно успокоившись, он сказал: «Но не думайте плохо о посыльных. Каждый из них очень важен, каждый — очень хороший человек».

Надо же, мсье Жакоб называл их людьми. И господин Волковед, помнится, сказал: «Они же люди». А кем они были на самом деле?

— Хорошего вечера, мсье Жакоб, — сказал я. — Мысль о «Гамлете» открыла передо мной новые горизонты. Все это, безусловно, поможет отыскать совершивших преступления.

— Хорошего вечера, — сказал он. — Завяжите-ка хорошенько шарф, а то похолодало.

Вернувшись домой, я сразу сел на одну из табуреток перед круглым столом красного дерева, стоявшего посреди комнаты, и на белой пергаментной бумаге написал:

...

Уважаемый господин Волковед,

Признаться, я был поражен, узнав, что одна из пробирок с ценнейшим семенем величайших мужей этого города была заполнена вами. Не поддается никаким объяснениям ваше согласие участвовать в данном мероприятии, противоречащем всем законам божеским и человеческим — да что там согласие, ваше ярое содействие ему. Ясно, что вы давно подчинились законам нашего бездуховного мира, диктующего нам свои условия.

Отправляю вам книгу под названием «Волки и особенности их брачных повадок в неблагоприятных экономических условиях», которая свалилась мне на голову в магазине мсье Жакоба, в тот самый день, когда я впутался в эту историю. Надеюсь, эта книга окажется для вас полезной. Представляю вам право самолично решить, насколько меняются брачные повадки не только у объекта ваших научных интересов, но и ваши собственные.

Выражаю свое глубокое почтение.

Подписавшись, я запечатал письмо в конверт и позвал Ванга Ю.

— Немедленно позови посыльного, кого-нибудь из городского центра доставки, — велел я ему.

— Конечно, господин, — ответил он с постным лицом.

Не прошло и десяти минут, как Ванг Ю привел ко мне в комнату посыльного.

— Добрый вечер, посыльный, — сказал я.

— Добрый вечер.

У всех посыльных одинаковые голоса и одинаковая манера говорить, но в голосе этого посыльного, казалось, звучали какие-то звенящие нотки. Я подумал, что он еще совсем маленький, ему, может быть, еще только шесть-семь лет. Правда, может быть, я стал лучше разбираться и чувствовать посыльных оттого, что слишком много интересовался? Наверное, все это было просто ерундой.

— Милый посыльный, — сказал я, удивляясь, откуда у меня появилось это словечко «милый». — Отнесешь эту книгу и письмо известному в нашем городе специалисту по волкам. Я не знаю его имени, но его часто называют «господин Волковед». Еще говорят, что он подрабатывает спекуляциями на бирже.

— Как скажете, сударь, — сказал мальчик-посыльный.

— И еще: передайте от меня кое-что на словах одному человеку. Ее зовут Эсме. Ты случайно не знаком с ней?

— Знаком, сударь, — сказал посыльный. — Она одна из матерей посыльных.

— То есть, одна из твоих матерей, — не удержался я.

— У нас тридцать четыре матери, — ответил он. — Мы живем в девяти домах, в одном дворе. Эсме чаще бывает не в моем доме, а в домах номер три и четыре. Поэтому, можно сказать, что я знаю ее, но не очень близко, сударь.

— Тридцать четыре матери? — удивился я. — Прости, что я спрашиваю, но если можешь, скажи мне: сколько тогда в нашем городе посыльных?

— Конечно, могу, сударь, — сказал он. — Но все это написано под буквой «П» в Энциклопедии в Городской Библиотеке. Сегодня к вам заходил Николай — посыльный, приходивший до меня, — он вам сказал то же самое. Посыльных сейчас всего семьдесят. Как вам уже известно, семеро посыльных на сегодняшний день убито. Так что раньше нас было семьдесят семь.